воскресенье, 25 ноября 2012
пятница, 23 ноября 2012
Зима-уже не то.
А как бы хорошо было,если б можно было красить заводские трубы в полосатый или пригонять облака.Не разгонять,а вот именно пригонять.Серые,тяжёлые,грязные.Делать питерское небо.
А как бы хорошо было собирать чернику в котелок,снова и снова пачкаясь фиолетовым соком и копотью котелковой.А потом уже и перестать думать про это.А просто собирать,собирать....Откидываться иногда и заливаться смехом вовсе не казалось чем-то пафосным.А брюки потом оставляли в тазике с водой разводы тёмного сложного цвета.Люблю тёмные и сложные цвета.
А как бы хорошо снова ехать в Долгопрудный после замёрзшего перрона и глупых разговоров.И какого-то музея с чучелами рыбьими.Вбегать по лестнице до комнаты, искать там колбасу в холодильнике,быстро резать её,не задумываясь даже о степени кривизны,кидать свитер на чью-то кровать,где подушка-собака забавная... и садиться за компьютер,чтобы посмотреть мультик про тигрёнка и жирафа.
Как бы хорошо снова ждать чего-то нового и волшебного от поездок,летних-зимних школ,походов в гости.Не знать,что всё будет так,как по сценарию,одинаковый этот промозглый сценарий без всяких там внезапностей да выдуманностей.
Хорошо курить потихоньку,считая это чем-то таким грязным и пошлым,к чему тебя невольно привлекли,как та девушка в электричке "Я вот никогда не курила,но начала пол года назад.А так-никогда не курила". Уютно слушать оправдания и ничего не говорить,а внутри знать,что сам ты даже и шире с этим всем и фатальнее.
Хорошо бы,чтобы кто-нибудь говорил,что ты придаёшь милости всему на расстоянии 10 метров.А правда придавала,наверное.
Эй,зачем.
Естесственные науки,лисы и вечноодинаковая музыка.
Перемен.Любых перемен!
Я хочу в Красноярск.И заниматься фундаментальной медициной.
А как бы хорошо было,если б можно было красить заводские трубы в полосатый или пригонять облака.Не разгонять,а вот именно пригонять.Серые,тяжёлые,грязные.Делать питерское небо.
А как бы хорошо было собирать чернику в котелок,снова и снова пачкаясь фиолетовым соком и копотью котелковой.А потом уже и перестать думать про это.А просто собирать,собирать....Откидываться иногда и заливаться смехом вовсе не казалось чем-то пафосным.А брюки потом оставляли в тазике с водой разводы тёмного сложного цвета.Люблю тёмные и сложные цвета.
А как бы хорошо снова ехать в Долгопрудный после замёрзшего перрона и глупых разговоров.И какого-то музея с чучелами рыбьими.Вбегать по лестнице до комнаты, искать там колбасу в холодильнике,быстро резать её,не задумываясь даже о степени кривизны,кидать свитер на чью-то кровать,где подушка-собака забавная... и садиться за компьютер,чтобы посмотреть мультик про тигрёнка и жирафа.
Как бы хорошо снова ждать чего-то нового и волшебного от поездок,летних-зимних школ,походов в гости.Не знать,что всё будет так,как по сценарию,одинаковый этот промозглый сценарий без всяких там внезапностей да выдуманностей.
Хорошо курить потихоньку,считая это чем-то таким грязным и пошлым,к чему тебя невольно привлекли,как та девушка в электричке "Я вот никогда не курила,но начала пол года назад.А так-никогда не курила". Уютно слушать оправдания и ничего не говорить,а внутри знать,что сам ты даже и шире с этим всем и фатальнее.
Хорошо бы,чтобы кто-нибудь говорил,что ты придаёшь милости всему на расстоянии 10 метров.А правда придавала,наверное.
Эй,зачем.
Естесственные науки,лисы и вечноодинаковая музыка.
Перемен.Любых перемен!
Я хочу в Красноярск.И заниматься фундаментальной медициной.
воскресенье, 18 ноября 2012
понедельник, 12 ноября 2012
…Я бы хотела жить с Вами
В маленьком городе,
Где вечные сумерки
И вечные колокола.
И в маленькой деревенской гостинице -
Тонкий звон
Старинных часов — как капельки времени.
И иногда, по вечерам, из какой-нибудь
мансарды -
Флейта,
И сам флейтист в окне.
И большие тюльпаны на окнах.
И может быть, Вы бы даже меня любили…
Посреди комнаты — огромная изразцовая печка,
На каждом изразце — картинка:
Роза — сердце — корабль. -
А в единственном окне -
Снег, снег, снег.
Вы бы лежали — каким я Вас люблю: ленивый,
Равнодушный, беспечный.
Изредка резкий треск
Спички.
Папироса горит и гаснет,
И долго-долго дрожит на ее краю
Серым коротким столбиком — пепел.
Вам даже лень его стряхивать -
И вся папироса летит в огонь.
10 декабря 1916
понедельник, 05 ноября 2012
А я люблю железную дорогу.
Где-то под Апрелевкой дети сидели высоко на гаражах и болтали ногами.Пронеслось быстро,как и моё.
Кто-то пьяный и упорный играл на лавочке "Мы стояли на плоскости..с переменным углом отражения...наблюдая закон...",а контролёры выгоняли его и скверно ругались.Он возвращался и доигрывал.А я дала ему мелочи...Пожалуй за упорство и за то,что плеер мой уже сел.
Уставшие женщины рядом говорили про рак.
Кто-то никогда,никогда,никогда не любил электрички и сигаретный дым.Говорил шаблонами.И в свои девятнадцать он уже был мёртв.
В детстве Мой Личный Мир был гораздо ниже и мельче.Хотя их просто было много очень.Миров.Вернее,2,конечно.Несбыточный да сбыточный.
Сейчас их тоже много,но они уже не такие реальные кажутся,всё уже и уже становятся,да реже вспоминаются.В электричках миры отчётливее.
Кто-то другой считал меня простушкой,ходил в белой рубашечке,язвил за углом и всё пытался вежливо со всеми договариваться.Переморальность неголовного немозга.А этим всем и здороваться с ним не хотелось даже.И вряд ли он когда-нибудь встанет с колен.
Ему никогда Так никто не приносил вино и Колдрекс,запыхавшись,часам к двум ночи,39 и завтра на учёбу,я люблю тебя и на подушку матраса,что на паркете лежит.
А в чём заключается простота?Так это в стереотипах. В том,чтобы по умолчанию никогда не любить электрички и сигаретный дым.
В детстве был двор,фишки потёртые,тусклая от перестирок одежда,вечнозелёные колени,в сандали засыпался песок и очень быстро творил там мозоли,крышки от алкоголя можно было подбрасывать,чтобы они стукались об асфальт с таким особым,уличным,летним,домики из картонок..Хотелось сделать его квадратным,как коробку себе и сидеть там долго-долго (мама всегда ругалась очень,иногда выглядывая из окна..),выпить воды из родника или кваса из жёлтой бочки казалось чем-то пафосным,поймать голубя тёплого и живого в руки,почему головастики в тазике превращаются вдруг в лягушек и какие лапки отрастут у них быстрее...В лесу наедаться земляникой и иногда сплёвывать кого-то случайного,чёрного,маленького..Гладить кошек тайно,не верить в бактерии,люк на крышу был чем-то страшным,энциклопедия экспериментов с смятыми страницами,построить ракету из старого ртутного градусника,строительных трубок,кирпича и какой-то бочки..И бояться не бабайки,а любого мужчину,который предложит тебе шоколадку на улице.При этом попросить каких-то строителей сделать тебе деревянную лошадь..
А по ночам совсем другие миры... Даррелл и Жюль Верн..Дальние места,Другие места,сказочные,открытые,притягательные.И там есть такие,как и я,этот мальчик во дворе кудрявый и такой хороший, и похож на того сына капитана Жюль Верновского.В одну ночь прочитать "Всадника без головы",захватившись вдруг.
Читать с фонариком,под одеялом,потом атропин в глаза,и большие железные очки,оставляющие вмятины красные,где всё меняют линзы,а ты за раз уже выучил Ш.Б./М.Н.К/.Ы.М.Б.Ш/.Б.Ы.Н.К.М. ...
Вообще-то в моих мирах тоже раньше не было ни вина,ни колдрекса,ни сигарет с электричками.
Просто если смотреть поверхностно..Можно увидеть очень много своего в других.Все свои косяки,недосказанности да чёрные дыры.
Время шло и миры объединялись.
Я жила в палатках и дома не появлялась.Да общаги с пустынными стенами мне казались всё ближе,чем сухость эта да громкость.
Кто-то ещё был эпикуристом и заявлял,что жить надобно мне ради собственного удовольствия.И что я с эгоистическим альтруизмом своим вымерла бы,если б естесственный отбор был поярче да пошире.А я бы сказала бы,куда ему идти,да всё только молчала почему-то.А потом вымер сам как-то как динозавр из моей жизни.Потому что холодный слишком был.А я плакала на полу,сидела в спальнике и читала Лескова.А мимо шёл кто-то и ничего,ничего,ничего не говорил.А он даже призраком не появлялся больше.Хотя ставил ещё фотографии какие-то в исторических костюмах,да так и остался его неокуб несобранный у меня на столе,а следующий уже делал из него конусы.
Миры сливались в общий и разнообразный,появлялись миры какие-то теоретические очень,раньше я о таких и не слыхивала.Иногда они снились мне.Если бы да кабы эволюция пошла по другому,да случайности бы были не эти случайности..Миры продуцировались килограммами,а кто-то уже что-то в них понимал.И считал,что вот те девушки обычные из 2010 да есть красота и чудесность,а философию можно и по интернету в три часа ночи разводить.Он один и знал действительно много того,чего бы я могла рассказать,потому что ему было интересно.И ничего не пытался даже и говорить про любовь.А потом приехал и про миры забыл сразу,и стал чуть обычнее да мирнее.Курил на набережной на рюкзаке,влюблялся ежеминутно,да хоть был чуть чутче и живее тех всех.Потом ушёл в небытие и что-то злое в диалогах писал долго ещё.
Миры казались уже чем-то глупым,и к октябрю умерли вообще.
Холод резко сокращает все миры до точки голода и медленно уводит в сон.
Во сне миры приходили ещё и не один раз,да только как-то сумрачно и очень уж несбыточно.Да всё чернее и чернее.
Ещё кто-то был никаким.И про миры говорить не хотел.Лишь только про будничнее.Досуг проводил одинаково.
Зато встречал,когда холодно (но опаздывал постоянно на полчасика,а то и более.)
На все вопросы мои пространные говорил "ну да" и "хорошо" и хипповники эти все не любил,хоть и сам на спидах сидел когда-то.
Да только мне всё наскучивает и наскучивает и куда-то Дальше в живое и интересное хочется.
Где-то под Апрелевкой дети сидели высоко на гаражах и болтали ногами.Пронеслось быстро,как и моё.
Кто-то пьяный и упорный играл на лавочке "Мы стояли на плоскости..с переменным углом отражения...наблюдая закон...",а контролёры выгоняли его и скверно ругались.Он возвращался и доигрывал.А я дала ему мелочи...Пожалуй за упорство и за то,что плеер мой уже сел.
Уставшие женщины рядом говорили про рак.
Кто-то никогда,никогда,никогда не любил электрички и сигаретный дым.Говорил шаблонами.И в свои девятнадцать он уже был мёртв.
В детстве Мой Личный Мир был гораздо ниже и мельче.Хотя их просто было много очень.Миров.Вернее,2,конечно.Несбыточный да сбыточный.
Сейчас их тоже много,но они уже не такие реальные кажутся,всё уже и уже становятся,да реже вспоминаются.В электричках миры отчётливее.
Кто-то другой считал меня простушкой,ходил в белой рубашечке,язвил за углом и всё пытался вежливо со всеми договариваться.Переморальность неголовного немозга.А этим всем и здороваться с ним не хотелось даже.И вряд ли он когда-нибудь встанет с колен.
Ему никогда Так никто не приносил вино и Колдрекс,запыхавшись,часам к двум ночи,39 и завтра на учёбу,я люблю тебя и на подушку матраса,что на паркете лежит.
А в чём заключается простота?Так это в стереотипах. В том,чтобы по умолчанию никогда не любить электрички и сигаретный дым.
В детстве был двор,фишки потёртые,тусклая от перестирок одежда,вечнозелёные колени,в сандали засыпался песок и очень быстро творил там мозоли,крышки от алкоголя можно было подбрасывать,чтобы они стукались об асфальт с таким особым,уличным,летним,домики из картонок..Хотелось сделать его квадратным,как коробку себе и сидеть там долго-долго (мама всегда ругалась очень,иногда выглядывая из окна..),выпить воды из родника или кваса из жёлтой бочки казалось чем-то пафосным,поймать голубя тёплого и живого в руки,почему головастики в тазике превращаются вдруг в лягушек и какие лапки отрастут у них быстрее...В лесу наедаться земляникой и иногда сплёвывать кого-то случайного,чёрного,маленького..Гладить кошек тайно,не верить в бактерии,люк на крышу был чем-то страшным,энциклопедия экспериментов с смятыми страницами,построить ракету из старого ртутного градусника,строительных трубок,кирпича и какой-то бочки..И бояться не бабайки,а любого мужчину,который предложит тебе шоколадку на улице.При этом попросить каких-то строителей сделать тебе деревянную лошадь..
А по ночам совсем другие миры... Даррелл и Жюль Верн..Дальние места,Другие места,сказочные,открытые,притягательные.И там есть такие,как и я,этот мальчик во дворе кудрявый и такой хороший, и похож на того сына капитана Жюль Верновского.В одну ночь прочитать "Всадника без головы",захватившись вдруг.
Читать с фонариком,под одеялом,потом атропин в глаза,и большие железные очки,оставляющие вмятины красные,где всё меняют линзы,а ты за раз уже выучил Ш.Б./М.Н.К/.Ы.М.Б.Ш/.Б.Ы.Н.К.М. ...
Вообще-то в моих мирах тоже раньше не было ни вина,ни колдрекса,ни сигарет с электричками.
Просто если смотреть поверхностно..Можно увидеть очень много своего в других.Все свои косяки,недосказанности да чёрные дыры.
Время шло и миры объединялись.
Я жила в палатках и дома не появлялась.Да общаги с пустынными стенами мне казались всё ближе,чем сухость эта да громкость.
Кто-то ещё был эпикуристом и заявлял,что жить надобно мне ради собственного удовольствия.И что я с эгоистическим альтруизмом своим вымерла бы,если б естесственный отбор был поярче да пошире.А я бы сказала бы,куда ему идти,да всё только молчала почему-то.А потом вымер сам как-то как динозавр из моей жизни.Потому что холодный слишком был.А я плакала на полу,сидела в спальнике и читала Лескова.А мимо шёл кто-то и ничего,ничего,ничего не говорил.А он даже призраком не появлялся больше.Хотя ставил ещё фотографии какие-то в исторических костюмах,да так и остался его неокуб несобранный у меня на столе,а следующий уже делал из него конусы.
Миры сливались в общий и разнообразный,появлялись миры какие-то теоретические очень,раньше я о таких и не слыхивала.Иногда они снились мне.Если бы да кабы эволюция пошла по другому,да случайности бы были не эти случайности..Миры продуцировались килограммами,а кто-то уже что-то в них понимал.И считал,что вот те девушки обычные из 2010 да есть красота и чудесность,а философию можно и по интернету в три часа ночи разводить.Он один и знал действительно много того,чего бы я могла рассказать,потому что ему было интересно.И ничего не пытался даже и говорить про любовь.А потом приехал и про миры забыл сразу,и стал чуть обычнее да мирнее.Курил на набережной на рюкзаке,влюблялся ежеминутно,да хоть был чуть чутче и живее тех всех.Потом ушёл в небытие и что-то злое в диалогах писал долго ещё.
Миры казались уже чем-то глупым,и к октябрю умерли вообще.
Холод резко сокращает все миры до точки голода и медленно уводит в сон.
Во сне миры приходили ещё и не один раз,да только как-то сумрачно и очень уж несбыточно.Да всё чернее и чернее.
Ещё кто-то был никаким.И про миры говорить не хотел.Лишь только про будничнее.Досуг проводил одинаково.
Зато встречал,когда холодно (но опаздывал постоянно на полчасика,а то и более.)
На все вопросы мои пространные говорил "ну да" и "хорошо" и хипповники эти все не любил,хоть и сам на спидах сидел когда-то.
Да только мне всё наскучивает и наскучивает и куда-то Дальше в живое и интересное хочется.
четверг, 01 ноября 2012
Некоторое предисловие
Перед воротами очередь хуже рыночной,
Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи.
Это понятно - на стороне изнаночной
нет уже смысла выглядеть подобающе.
Топчутся - словно утром в метро на Бутово,
словно в Новосибирске в момент затмения.
десять веков до закрытья - а им как будто бы
десять минут осталось, а то и менее.
Тошно и душно. Скоро там будет кровь или
обмороки. Мария отходит в сторону,
где посвободней, где веришь, что Райский сад.
к хрупкой высокой девочке с тонким профилем,
с косами цвета сажи и крыльев ворона
и с серебряными нитками в волосах.
Смотрят оттуда на всё это злое варево
И им просто приходится разговаривать.
Ты откуда? Я - из большого города,
Я оттуда, где небо не помнит синего,
Добраться до дома - разве что на троллейбусе.
Ты будешь смеяться - родители шибко гордые,
Имечко - Пенелопа, а мне - носи его
Ладно, хорошо, что еще не Лесбией.
А ты откуда? Я тоже, знаешь, из города,
Мои родители были - напротив - лодыри.
когда окликают - я не беру и в голову.
Как Мюллер в Германии, Смит на задворках Лондона.
Но как бы то ни было - я сюда не хотела,
вот если бы он не ушел тогда в злую небыль.
Вот если бы мне хоть слово о нем, хоть тело.
..молчат и смотрят каждая в своё небо.
А мой я даже знаю, куда ушел.
И мне бы - хоть знать, что там ему хорошо.
А в очереди предлагают кроссовки дешево
И сувениры в виде ключей на пояс.
...Ты знаешь, как это бывает - вот так всё ждешь его,
А после не замечаешь, что едет поезд.
И ищешь силы в себе - потому что где ж еще,
И давишь тревогу в объятиях серых пепельниц.
... или тебе говорят: "Ты держись". Ты держишься
За поручень, за нож, за катетер капельниц.
А я была - и внешне так даже чистенько,
Ходила на работу бугристой улочкой,
В метро по вечерам набивалась плотненько.
А муж мой сошел с ума и в конце бесчисленно
Вырезывал колыбельки, игрушки, дудочки,
Он, знаешь, был высококлассным плотником.
Да что я тебе говорю - ты уже ученая
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
- И мне, ты знаешь, тоже такое снилось.
Их накрывает тень от сухой оливы.
Толпа грохочет, как камни в момент прилива.
Он мне говорил - ну, что со мной может статься-то,
По морю хожу на цыпочках - аки посуху,
В огне не горю, не знаю ни слёз, ни горя.
Цитировал что-то из Цицерона с Тацитом,
Помахивал дорожным истертым посохом.
- Я знаю, Мария. Мой тоже ходил по морю
Мой тоже побеждал, говорил, подшучивал,
Родился в рубашке - шелковой, тонкой, вышитой,
И всё - убеждал - всегда по его веленью.
А если не по его - то тогда по щучьему,
Забрался на самый верх - ну куда уж выше-то,
Не видел, что стою уже на коленях.
И вот еще - утешали меня порою,
Что имя его гремит, словно звон набатный.
Подсунули куклу, глянцевого героя
Как Малышу - игрушечную собаку.
- Я знаю, знаю. Я слышала в шуме уличном,
Что он, мол, бог - и, значит, на небе прямо.
как будто не догадаюсь, как будто дурочка,
как будто бы у богов не бывает мамы.
- Он всё говорил, что пути его бесконечны.
- Конечно.
И гогот толпы - как будто в ушах отвертками,
Как будто камнем в вымученный висок.
Пенелопа нелепо курит подряд четвертую.
В босоножки Марии забился теплый песок.
Ну, что там? Доругались ли, доскандалили?
А было похоже - снег заметал в сандалии,
Волхвы бубнили в ритм нечетким систолам,
какой-то зверь в колено дышал опасливо,
И он был с ней неразрывно, больно, неистово,
О Боже мой, как она тогда была счастлива.
- Да, что мы всё о них... Кстати, как спасаешься,
Когда за окном такое, что не вдыхается,
Сквозь рваный снег гриппозный фонарь мигает,
Когда устало, слепо по дому шаришься
И сердце - даже не бьется, а трепыхается?
- А я вяжу. И знаешь ли, помогает.
Вяжешь - неважен цвет, наплевать на стиль,
А потом нужно обязательно распустить.
И сразу веришь - он есть. Пусть он там, далекий, но
Ест мягкое, пьет сладкое, курит легкие,
И страх отступает и в муках тревоги корчатся.
Но точно знаешь - когда-нибудь шерсть закончится.
Наверно просто быть кошкой, старушкой, дочерью
Кем-нибудь таким беззаботным, маленьким.
- Эй, девушки, заходите. Тут ваша очередь!
вы кажется, занимали тут.
Он смотрит на сутулую стать Мариину,
на Пенелопин выученный апломб.
И думает - слышишь, кто-нибудь, забери меня,
Я буду сыном, бояться собак и пломб.
Я буду мужем - намечтанным, наобещанным
Я буду отцом - надежней стен городских.
Вот только бы каждый раз когда вижу женщину -
Не видеть в ее глазах неземной тоски
И стоит ли копошиться -
когда в них канешь, как
Будто сердце падает из груди,
Как будто вместо сердца теперь дыра.
И он открывает дверь в их неброский рай
Где их паршивцы
сидят на прибрежных
камушках
и никуда не думают уходить.
Перед воротами очередь хуже рыночной,
Тесно и потно, дети, пропойцы, бабищи.
Это понятно - на стороне изнаночной
нет уже смысла выглядеть подобающе.
Топчутся - словно утром в метро на Бутово,
словно в Новосибирске в момент затмения.
десять веков до закрытья - а им как будто бы
десять минут осталось, а то и менее.
Тошно и душно. Скоро там будет кровь или
обмороки. Мария отходит в сторону,
где посвободней, где веришь, что Райский сад.
к хрупкой высокой девочке с тонким профилем,
с косами цвета сажи и крыльев ворона
и с серебряными нитками в волосах.
Смотрят оттуда на всё это злое варево
И им просто приходится разговаривать.
Ты откуда? Я - из большого города,
Я оттуда, где небо не помнит синего,
Добраться до дома - разве что на троллейбусе.
Ты будешь смеяться - родители шибко гордые,
Имечко - Пенелопа, а мне - носи его
Ладно, хорошо, что еще не Лесбией.
А ты откуда? Я тоже, знаешь, из города,
Мои родители были - напротив - лодыри.
когда окликают - я не беру и в голову.
Как Мюллер в Германии, Смит на задворках Лондона.
Но как бы то ни было - я сюда не хотела,
вот если бы он не ушел тогда в злую небыль.
Вот если бы мне хоть слово о нем, хоть тело.
..молчат и смотрят каждая в своё небо.
А мой я даже знаю, куда ушел.
И мне бы - хоть знать, что там ему хорошо.
А в очереди предлагают кроссовки дешево
И сувениры в виде ключей на пояс.
...Ты знаешь, как это бывает - вот так всё ждешь его,
А после не замечаешь, что едет поезд.
И ищешь силы в себе - потому что где ж еще,
И давишь тревогу в объятиях серых пепельниц.
... или тебе говорят: "Ты держись". Ты держишься
За поручень, за нож, за катетер капельниц.
А я была - и внешне так даже чистенько,
Ходила на работу бугристой улочкой,
В метро по вечерам набивалась плотненько.
А муж мой сошел с ума и в конце бесчисленно
Вырезывал колыбельки, игрушки, дудочки,
Он, знаешь, был высококлассным плотником.
Да что я тебе говорю - ты уже ученая
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
Пенелопа гладит теплые кудри черные.
Говорит - послушай, но если бы что-то страшное,
То как-нибудь ты узнала бы - кто-то выдал бы
А значит, что есть надежда - минус на минус.
- Мне снилось, что Иосиф ножом окрашенным
На сердце моём его имя навечно выдолбил.
- И мне, ты знаешь, тоже такое снилось.
Их накрывает тень от сухой оливы.
Толпа грохочет, как камни в момент прилива.
Он мне говорил - ну, что со мной может статься-то,
По морю хожу на цыпочках - аки посуху,
В огне не горю, не знаю ни слёз, ни горя.
Цитировал что-то из Цицерона с Тацитом,
Помахивал дорожным истертым посохом.
- Я знаю, Мария. Мой тоже ходил по морю
Мой тоже побеждал, говорил, подшучивал,
Родился в рубашке - шелковой, тонкой, вышитой,
И всё - убеждал - всегда по его веленью.
А если не по его - то тогда по щучьему,
Забрался на самый верх - ну куда уж выше-то,
Не видел, что стою уже на коленях.
И вот еще - утешали меня порою,
Что имя его гремит, словно звон набатный.
Подсунули куклу, глянцевого героя
Как Малышу - игрушечную собаку.
- Я знаю, знаю. Я слышала в шуме уличном,
Что он, мол, бог - и, значит, на небе прямо.
как будто не догадаюсь, как будто дурочка,
как будто бы у богов не бывает мамы.
- Он всё говорил, что пути его бесконечны.
- Конечно.
И гогот толпы - как будто в ушах отвертками,
Как будто камнем в вымученный висок.
Пенелопа нелепо курит подряд четвертую.
В босоножки Марии забился теплый песок.
Ну, что там? Доругались ли, доскандалили?
А было похоже - снег заметал в сандалии,
Волхвы бубнили в ритм нечетким систолам,
какой-то зверь в колено дышал опасливо,
И он был с ней неразрывно, больно, неистово,
О Боже мой, как она тогда была счастлива.
- Да, что мы всё о них... Кстати, как спасаешься,
Когда за окном такое, что не вдыхается,
Сквозь рваный снег гриппозный фонарь мигает,
Когда устало, слепо по дому шаришься
И сердце - даже не бьется, а трепыхается?
- А я вяжу. И знаешь ли, помогает.
Вяжешь - неважен цвет, наплевать на стиль,
А потом нужно обязательно распустить.
И сразу веришь - он есть. Пусть он там, далекий, но
Ест мягкое, пьет сладкое, курит легкие,
И страх отступает и в муках тревоги корчатся.
Но точно знаешь - когда-нибудь шерсть закончится.
Наверно просто быть кошкой, старушкой, дочерью
Кем-нибудь таким беззаботным, маленьким.
- Эй, девушки, заходите. Тут ваша очередь!
вы кажется, занимали тут.
Он смотрит на сутулую стать Мариину,
на Пенелопин выученный апломб.
И думает - слышишь, кто-нибудь, забери меня,
Я буду сыном, бояться собак и пломб.
Я буду мужем - намечтанным, наобещанным
Я буду отцом - надежней стен городских.
Вот только бы каждый раз когда вижу женщину -
Не видеть в ее глазах неземной тоски
И стоит ли копошиться -
когда в них канешь, как
Будто сердце падает из груди,
Как будто вместо сердца теперь дыра.
И он открывает дверь в их неброский рай
Где их паршивцы
сидят на прибрежных
камушках
и никуда не думают уходить.
воскресенье, 28 октября 2012
четверг, 25 октября 2012
Конечно я встречаю его День-[25 октября]- за подготовкой к химическому семинару.И точно знаю,что больше никогда.Ни прибегу поздравлять с тортиком и варганом такой внезапностью-счастливостью.А может быть вспомнюсь и очень даже.Я же знаю,что вспомнюсь.
Строить пофигизм,как карточные домики.И нервно курить в окошко.Что же можеть быть омерзительнее лжи...
Строить пофигизм,как карточные домики.И нервно курить в окошко.Что же можеть быть омерзительнее лжи...
воскресенье, 21 октября 2012
"...Тут надо заметить, что неверно называть самоубийцами только тех, кто действительно кончает с собой. Среди этих последних много даже таких, которые становятся самоубийцами лишь, так сказать, случайно, ибо самоубийство не обязательно вытекает из их внутренних задатков. Среди людей, не являющихся ярко выраженными личностями, людей неяркой судьбы, среди дюжинных и стадных людей многие хоть и кончают с собой, но по всему своему характеру и складу отнюдь не принадлежат к типу самоубийц, и опять-таки очень многие, пожалуй, большинство из тех, кто по сути своей относится к самоубийцам, на самом деле никогда не накладывают на себя руки. «Самоубийца» — а Гарри был им — не обязательно должен жить в особенно тесном общении со смертью, так можно жить и самоубийцей не будучи. Но самоубийце свойственно то, что он смотрит на свое "я" — не важно, по праву или не по праву, — как на какое-то опасное, ненадежное и незащищенное порождение природы, что он кажется себе чрезвычайно незащищенным, словно стоит на узкой вершине скалы, где достаточно маленького внешнего толчка или крошечной внутренней слабости, чтобы упасть в пустоту. Судьба людей этого типа отмечена тем, что самоубийство для них — наиболее вероятный вид смерти, по крайней мере в их представлении. Причиной этого настроения, заметного уже в ранней юности и сопровождающего этих людей всю жизнь, не является какая-то особенная нехватка жизненной силы, напротив, среди «самоубийц» встречаются необыкновенно упорные, жадные, да и отважные натуры. Но подобно тому, как есть люди, склонные при малейшем заболевании к жару, люди, которых мы называем «самоубийцами» и которые всегда очень впечатлительны и чувствительны, склонны при малейшем потрясении вовсю предаваться мыслям о самоубийстве. Если бы у нас была наука, обладающая достаточным мужеством и достаточным чувством ответственности, чтобы заниматься человеком, а не просто механизмами жизненных процессов, если бы у нас было что-то похожее на антропологию, на психологию, то об этих фактах знали бы все....
четверг, 18 октября 2012
Спать на лавочке в Андроповском парке холодно и страшно.Со стороны это,вероятно,кажется романтичным,авантюрным и немного мистическим...Нихрена.Просто горько и очень холодно.
И утки изредка шуршат возле берега,заставляя вцепится зубами в руку.С утра хорошо шлётся к чёрту гордость и мораль.Очень туманно..идётся к открывающемуся метро.В голове какие-то полуживые мысли..Почему все меряют смерти количеством? 5 или 30..Господи..Что может быть ценнее человеческой жизни?Если мы просто огромная и усовершенствованная популяция со всякими надстройками вроде титулов,должностей,морали, этим стремлением к прогрессу..Мысли из далёкого прошлого,здравствуйте.
По крайней мере в моём уютненьком ничего не может быть выше человеческой жизни.
Я пишу.кому-то.письма.пулемётными.очередями.(зная.что)/(хорошо.что.).они.никогда.не.дойдут.по.адресу.
И утки изредка шуршат возле берега,заставляя вцепится зубами в руку.С утра хорошо шлётся к чёрту гордость и мораль.Очень туманно..идётся к открывающемуся метро.В голове какие-то полуживые мысли..Почему все меряют смерти количеством? 5 или 30..Господи..Что может быть ценнее человеческой жизни?Если мы просто огромная и усовершенствованная популяция со всякими надстройками вроде титулов,должностей,морали, этим стремлением к прогрессу..Мысли из далёкого прошлого,здравствуйте.
По крайней мере в моём уютненьком ничего не может быть выше человеческой жизни.
Я пишу.кому-то.письма.пулемётными.очередями.(зная.что)/(хорошо.что.).они.никогда.не.дойдут.по.адресу.
воскресенье, 14 октября 2012
Много минут осени,сначала так погружает,тормошитель внутренностей. конечно.
Сюжет жизненный,накрученные эмоции временами..
А разве это не жизнь?
Создатель настроения.
Пара авантюристов, оранжевая революция.
Украина.
Сшивает ниточками.
Пронзительно-октябрьско-ноябрьская музыка..
Ограничение пространства.
Белый цвет.
Порой кажется,что все эти великие идеи-шелуха жизни.
А вот это..моменты,краски,акварель,чужие жизни.Так бывает..Часть раскрывается тебе,а часть и не должна.Никогда.
Удивительно-необычный.
А главная героиня безумно красивая.Изящная.Живая.
Listen or
Сюжет жизненный,накрученные эмоции временами..
А разве это не жизнь?
Создатель настроения.
Пара авантюристов, оранжевая революция.
Украина.
Сшивает ниточками.
Пронзительно-октябрьско-ноябрьская музыка..
Ограничение пространства.
Белый цвет.
Порой кажется,что все эти великие идеи-шелуха жизни.
А вот это..моменты,краски,акварель,чужие жизни.Так бывает..Часть раскрывается тебе,а часть и не должна.Никогда.
Удивительно-необычный.
А главная героиня безумно красивая.Изящная.Живая.
Listen or
среда, 10 октября 2012
суббота, 06 октября 2012
Московская ночь.
Несёшься,как будто вырвавшись из клетки.
Мокрый тратуар,на всех его прожилочках маленькие рыже-асфальтовые куски воды.
Вода пузырится,машины фарами дарят асфальту другие цвета.
Как в хорошем фильме про Париж.Бежишь куда-то в не своём времени,листья,скользко немного,холодно и в кедах уже хлюпает вода.Эта непередаваемая октябрьская больная и неживая радость.
Бежать,нестись,чтобы крутилось,жило,происходило!И что-то такое Земфирское,проеденное уголками большого города.Огни,заскакиваешь в автобус...Оранжевая осень,рыжая,промокшая,трепетная очень!
Бежать,кружиться,впадать в город!
Дождь.Большой осенний дождь и жалкие воспоминания о солнечных.Вот вроде хорошо,что они были..тихие такие,отзвуки лета.И хорошо,что их нет.Хорошо.Этот дождь и очень много разных огней..
Трёхцветный мир.Чёрный,серый,рыжий,красноватый слегка.Как у импрессионистов..или что-то акварельное.
Ночь всё превратит в воспоминания.А утро всегда делает вид,что ничего не знает о прошлой ночи.
В боли тоже есть эстетика.И сильнее других эстетик она вдавливается внутрь.
Откуда появляются сказки? Трамвайные рельсы рыжеют,волосы при свете фонаря и запах только что потушенной спички.Ломать спички тоже умеют эстетично,запальчиво.
Кто-то тоже говорил,что в ноябре в лесу эстетично мёрзнуть и лучше дышится.Греешь пальцы об шею и зажигаешь ещё одну индийскую палочку.В сумке они всегда ломались и её инородный запах ещё долго был таким приторным и истошно живым.
Если никогда не хочется иметь дом,то всё гораздо проще.Кусок пуэра,чья-то квартира и новый огни из окна.Странно..У всех они такие разные,но всё-таки однородные.А с улицы тоскливые.Сохранять образ провинциальной дуры и хранить в горле всю эту хитролисость...хитролисость.
Как ни глуши свою интровертность,к ночи она всегда просыпается.
С третьим глотком чувствуешь себя почти не насквозь пропитанной и уже точно решаешь,что пора бы и стабильность.И что больше не приедешь.Никогда.Куда-нибудь в Сибирь на самолёте,в Красноярск.
Если бы я нашла такое место,где тихо,благородно,можно закрыть сезон охоты... и постоянно чувствовать защиту,я бы захотела иметь дом.Настоящий.Со всеми провинциальными глупостями,тарелочками из Крыма на стене,магнитиками на холодильнике,ленивым котом,широкими подоконниками с геранью,пыльными книжными шкафами и человеком.Решиться принадлежать кому-то..ха.Призрачное непостоянство,вечные скитания,добрая улыбка и походный шаг интересны только со стороны.Вот эти растрёпаные волосы,октябрь,она снова куда-то несётся.Для всех это радуга,а для неё-чёрная дыра,путь в случайность.А это всё от трусости,господа.
В детстве бабушка тоже брала откуда-то сказки..и овсяное печенье.Откуда берутся сказки? Я не знаю,но только и они уже за километры
Несёшься,как будто вырвавшись из клетки.
Мокрый тратуар,на всех его прожилочках маленькие рыже-асфальтовые куски воды.
Вода пузырится,машины фарами дарят асфальту другие цвета.
Как в хорошем фильме про Париж.Бежишь куда-то в не своём времени,листья,скользко немного,холодно и в кедах уже хлюпает вода.Эта непередаваемая октябрьская больная и неживая радость.
Бежать,нестись,чтобы крутилось,жило,происходило!И что-то такое Земфирское,проеденное уголками большого города.Огни,заскакиваешь в автобус...Оранжевая осень,рыжая,промокшая,трепетная очень!
Бежать,кружиться,впадать в город!
Дождь.Большой осенний дождь и жалкие воспоминания о солнечных.Вот вроде хорошо,что они были..тихие такие,отзвуки лета.И хорошо,что их нет.Хорошо.Этот дождь и очень много разных огней..
Трёхцветный мир.Чёрный,серый,рыжий,красноватый слегка.Как у импрессионистов..или что-то акварельное.
Ночь всё превратит в воспоминания.А утро всегда делает вид,что ничего не знает о прошлой ночи.
В боли тоже есть эстетика.И сильнее других эстетик она вдавливается внутрь.
Откуда появляются сказки? Трамвайные рельсы рыжеют,волосы при свете фонаря и запах только что потушенной спички.Ломать спички тоже умеют эстетично,запальчиво.
Кто-то тоже говорил,что в ноябре в лесу эстетично мёрзнуть и лучше дышится.Греешь пальцы об шею и зажигаешь ещё одну индийскую палочку.В сумке они всегда ломались и её инородный запах ещё долго был таким приторным и истошно живым.
Если никогда не хочется иметь дом,то всё гораздо проще.Кусок пуэра,чья-то квартира и новый огни из окна.Странно..У всех они такие разные,но всё-таки однородные.А с улицы тоскливые.Сохранять образ провинциальной дуры и хранить в горле всю эту хитролисость...хитролисость.
Как ни глуши свою интровертность,к ночи она всегда просыпается.
С третьим глотком чувствуешь себя почти не насквозь пропитанной и уже точно решаешь,что пора бы и стабильность.И что больше не приедешь.Никогда.Куда-нибудь в Сибирь на самолёте,в Красноярск.
Если бы я нашла такое место,где тихо,благородно,можно закрыть сезон охоты... и постоянно чувствовать защиту,я бы захотела иметь дом.Настоящий.Со всеми провинциальными глупостями,тарелочками из Крыма на стене,магнитиками на холодильнике,ленивым котом,широкими подоконниками с геранью,пыльными книжными шкафами и человеком.Решиться принадлежать кому-то..ха.Призрачное непостоянство,вечные скитания,добрая улыбка и походный шаг интересны только со стороны.Вот эти растрёпаные волосы,октябрь,она снова куда-то несётся.Для всех это радуга,а для неё-чёрная дыра,путь в случайность.А это всё от трусости,господа.
В детстве бабушка тоже брала откуда-то сказки..и овсяное печенье.Откуда берутся сказки? Я не знаю,но только и они уже за километры
суббота, 29 сентября 2012
А все эти наши проблемы, наши одышки, наши черные горячие неудачи оттого, что мы хватаем жизнь за лодыжку и сжимаем ее, и не знаем, что делать дальше. Как почти любимый - вдруг с губой искривленной неожиданно командует: "Марш в постель, мол". А она у нас воробышек,соколенок, голубая девочка с хрупкой нервной системой. Этот как в кино - вонючим дыша поп-корном, по бедру ладошкой потною торопливо, А она-то что? Идет за тобой покорно и живет с тобой,бессмысленной,несчастливой. И она смирится, душу смешную вынет и останется красивым бессмертным телом, но когда она наконец-то тебе привыкнет - ты поймешь,что ты давно ее расхотела.Нужно нежно ее,так исподволь, не нарочно,отходя, играя, кудри перебирая, распускать ее по ниточке, по шнурочку,взявшись за руки собирать миражи окраин, и когда ты будешь топать в рубахе мятой и лелеять в ушах мотив своего Пьяццолы, она выплеснет в лицо изумрудной мяты и накроет тебя своей радостью леденцовой..
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности,прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной,я вдыхаю запах велосипедной смазки,чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно,так что сердце выгибает дугой гипербол.И становится немножко даже противно от того, что я была не живей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут от того, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа,а солнце слева, узнает,шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела.Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше,каждой жилкой,каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно,бесконечно, страшно, дико орать от счастья.Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром,белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром,милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
--------------------------------------------------------------------------------
Я не знаю, что избавило от оскомин и куда мой яд до капли последней вылит, у меня весна и мир насквозь преисполнен светлой чувственности,прозрачной струны навылет, от движений резких высыпались все маски, ощущаю себя почти несразимо юной,я вдыхаю запах велосипедной смазки,чуть усталый запах конца июня. Я ребенок, мне теперь глубоко неважно, у кого еще я буду уже не-первой. А вокруг хохочет колко и дышит влажно,так что сердце выгибает дугой гипербол.И становится немножко даже противно от того, что я была не живей и мельче, и мечтала, что вот встретимся на Спортивной и не ты меня, а я тебя не замечу, и прикидываться, что мы совсем незнакомы, и уже всерьез устала, совсем застыла, и когда меня кидало в холодный омут от того, что кто-то целует тебя в затылок. Только ветер обходит справа,а солнце слева, узнает,шуршит облатками Супрастина. Извини меня, я всё-таки повзрослела.Поздравляй меня, я, кажется, отпустила.Это можно объяснить золотым астралом, теплым смехом, снежной пылью под сноубордом, я не знала, что внутри у меня застряло столько бешеных живых степеней свободы, я не стала старше, просто я стала тоньше,каждой жилкой,каждой нотой к весне причастна, вот идти домой в ночи и орать истошно,бесконечно, страшно, дико орать от счастья.Мне так нравится держать это всё в ладонях, без оваций, синим воздухом упиваться. Мне так нравится сбегать из чужого дома, предрассветным холодом по уши умываться, Мне так нравится лететь высоко над миром,белым парусом срываться, как с мыса, с мысли. Оставлять записку: "Ну, с добрым утром,милый. Я люблю тебя. Конечно, в хорошем смысле".
--------------------------------------------------------------------------------
Осенью хочется чернее.
Камни и опавшие листья,чьи-то не синие,чёрные глаза.
Жить в четырёх стенах и бродить по вечерам,шурша камнями и опавшими листьями..по заброшенной аллее вдоль забора.Это почти осенний ковёр,как символ банальности ещё одного лета,которое не смогло и не могло привести ни к чему.
Перебирать яблоко или рябину,как символ вечности...
Опускать глаза и,быть может,призрачно улыбаться.
Осенью к вечеру совсем холодает,зажигаются фонари,почему-то начинают выть собаки.Они гораздо большие волки,чем ты.Особенно ярко и протяжно это и бывает так,в конце сентября.
Варган уже ничего не помнит.Потому что всё растерял в рваной подкладке сумки,все свои звуки зацепил за нитки, просплетничал то ли карточке на метро,то ли блоку,то ли блокноту на пружинках с количественным анализом...Хотя вряд ли ему было бы это интересно.
Осенью даже камни хотят быть листьями.И всё шуршат,шуршат,шуршат.
Ты пронзительно одинок в своём истинном облике.И больше не умеешь так складно и ни о чём.Иногда хочется убежать.
Чёрные силуэты деревьев-это тоже изопропан.Потому что слишком много развилок и слишком много чёрного цвета в моей голове.Слишком много несбыточного,когда не знается,что должно сбываться.
Я люблю ветер.Ветер вдоль берега и вот этот,постсентябьский,но ещё не октябрьский.Ночью.Ветер и дождь.Рыжие капли отблесками фонарей и чего-то очень прошедшего на стекле.
Гессе надо читать,когда холодно.Когда совсем уже холодно и ты точно знаешь,что теплей..маловероятно.
А если все,кто дарил тепло,кто хоть как-то верил,малонастоящие,хочется чернее и чернее.
Лететь бы по замкнутому кругу в яркую синеву и мелкий мокрый камень,в пространственный ноябрьский лес,в полуночную августовскую трассу,на вечернюю безлюдную станцию Матвеевская ,в кино на ночь Феллини через чёрно-белые кадры,в Питерский пронизывающий ветер на берег Невы,в пустое ночное Пущино на мартовский асфальт,в моменты,эпизоды,в несбыточное.
Верить в это малонастоящее под тусклым сентябрьским дождём и становиться всё чернее,чернее,чернее..
Камни и опавшие листья,чьи-то не синие,чёрные глаза.
Жить в четырёх стенах и бродить по вечерам,шурша камнями и опавшими листьями..по заброшенной аллее вдоль забора.Это почти осенний ковёр,как символ банальности ещё одного лета,которое не смогло и не могло привести ни к чему.
Перебирать яблоко или рябину,как символ вечности...
Опускать глаза и,быть может,призрачно улыбаться.
Осенью к вечеру совсем холодает,зажигаются фонари,почему-то начинают выть собаки.Они гораздо большие волки,чем ты.Особенно ярко и протяжно это и бывает так,в конце сентября.
Варган уже ничего не помнит.Потому что всё растерял в рваной подкладке сумки,все свои звуки зацепил за нитки, просплетничал то ли карточке на метро,то ли блоку,то ли блокноту на пружинках с количественным анализом...Хотя вряд ли ему было бы это интересно.
Осенью даже камни хотят быть листьями.И всё шуршат,шуршат,шуршат.
Ты пронзительно одинок в своём истинном облике.И больше не умеешь так складно и ни о чём.Иногда хочется убежать.
Чёрные силуэты деревьев-это тоже изопропан.Потому что слишком много развилок и слишком много чёрного цвета в моей голове.Слишком много несбыточного,когда не знается,что должно сбываться.
Я люблю ветер.Ветер вдоль берега и вот этот,постсентябьский,но ещё не октябрьский.Ночью.Ветер и дождь.Рыжие капли отблесками фонарей и чего-то очень прошедшего на стекле.
Гессе надо читать,когда холодно.Когда совсем уже холодно и ты точно знаешь,что теплей..маловероятно.
А если все,кто дарил тепло,кто хоть как-то верил,малонастоящие,хочется чернее и чернее.
Лететь бы по замкнутому кругу в яркую синеву и мелкий мокрый камень,в пространственный ноябрьский лес,в полуночную августовскую трассу,на вечернюю безлюдную станцию Матвеевская ,в кино на ночь Феллини через чёрно-белые кадры,в Питерский пронизывающий ветер на берег Невы,в пустое ночное Пущино на мартовский асфальт,в моменты,эпизоды,в несбыточное.
Верить в это малонастоящее под тусклым сентябрьским дождём и становиться всё чернее,чернее,чернее..
пятница, 21 сентября 2012
Какой вереск,мальчик?И что же я ещё помню?..
Москва из окна маленькой лаборантской и кажется,как будто огромный мир из уютной клетки... дышит.. в тебя.. и тянет.
Городские пейзажи нравятся всё больше за неимением других.В несколько рядов,чёрные решётки и стены старых деревьев на белых стенах.
К вечеру зажигаются рыжие фонари и наступают почти февральские сумерки.И какие-то плечи..разговоры...Ты так никогда не умел ни о чём и теперь это начинает цениться.Которая кружка кофе..Я ребёнок и мне глубоко не важно.
В глазах какие-то витражи. Кажется,что это было самое лучшее время.Потому что самое тихое.И чистое.И ничего не надо было обещать..это и был,наверное,конец.Красные яблоки на мокром асфальте тоже не умеют заканчивать.Но они такие эстетичные..А не что-то односложное.
Рябина.. в моих руках.. это тоже много точек..Которые бы кто-то мог поставить.Но не поставил.
Через окно лаборанской лучше всего я вижу вереск.
Москва из окна маленькой лаборантской и кажется,как будто огромный мир из уютной клетки... дышит.. в тебя.. и тянет.
Городские пейзажи нравятся всё больше за неимением других.В несколько рядов,чёрные решётки и стены старых деревьев на белых стенах.
К вечеру зажигаются рыжие фонари и наступают почти февральские сумерки.И какие-то плечи..разговоры...Ты так никогда не умел ни о чём и теперь это начинает цениться.Которая кружка кофе..Я ребёнок и мне глубоко не важно.
В глазах какие-то витражи. Кажется,что это было самое лучшее время.Потому что самое тихое.И чистое.И ничего не надо было обещать..это и был,наверное,конец.Красные яблоки на мокром асфальте тоже не умеют заканчивать.Но они такие эстетичные..А не что-то односложное.
Рябина.. в моих руках.. это тоже много точек..Которые бы кто-то мог поставить.Но не поставил.
Через окно лаборанской лучше всего я вижу вереск.
суббота, 25 августа 2012
Лучше любить эти тонкие кисти,
на которых видны вены.
запоминаться походкой лисьей,
выбирать не твои страны.
Лучше молчать,
как один в поле воин.
Не сниться тебе, славному.
Лучше расцветать по весне деревом
Сломленным.
Наташа Денисова.
на которых видны вены.
запоминаться походкой лисьей,
выбирать не твои страны.
Лучше молчать,
как один в поле воин.
Не сниться тебе, славному.
Лучше расцветать по весне деревом
Сломленным.
Наташа Денисова.
